«У слона» – так называлась гостиница, в которой остановилась Шарлотта Кестнер, когда в 1816 году приехала в Веймар, чтобы после сорокачетырехлетней разлуки вновь увидеться с Гёте и быть рядом с этим великим человеком.

Ныне, как и в те далекие времена, сотни и тысячи гостиниц во всем мире названы в честь этого громадного животного. Ныне, как и в те далекие времена, оно фигурирует в шуточных стихах и эпиграммах. Ныне, как и в те времена, слон – самое популярное животное: всюду, где бы он ни появился, он привлекает к себе внимание. А с научной точки зрения слон – самое своеобразное из всех животных, занимающее даже особое место в зоологической литературе.

Это повествование о жизни, радостях и горестях слонов – отнюдь не специальный труд по зоологии. Но совсем без зоологии нам не обойтись.

Мы не будем давать здесь основательного и добросовестного перечисления различных видов и подвидов слонов, которое уже само по себе является целой наукой. Однако заметим, что необходимо различать слонов азиатских (индийских) и африканских.

Наиболее важные (очень сходные между собой) расы индийского слона встречаются в Индии и Бирме, на Цейлоне, Суматре, в Малайе.

Африканские слоны делятся на сравнительно мелких (иногда даже карликовых, не превышающих двух метров), круглоухих, и более крупных, длинноухих слонов. Африканский слон выше индийского, но туловище у него короче, уши крупнее, кожа грубее, хобот тоньше, бивни более развиты, причем есть они и у самцов и у самок, у индийских же самок они или совсем отсутствуют, или небольших размеров.

При исключительном разнообразии африканских языков обозначение слона в этой части света, разумеется, совершенно различно. В языке галла, на котором говорят южнее Эфиопии, для обозначения слона имеется слово «арба». На языке суахили, который особенно распространен в Восточной Африке, его называют тембо (а также нсову или надофу). Арабы зовут его фихл, племя гереро – ондион. В Индии слона называют гай, в Бирме – шанх, на Цейлоне (на сингальском языке) – аллиа, в малайских государствах – годжа.

А откуда происходит слово, которым обозначают слона немцы, – «элефант»? Истоки этого слова лежат в давно вымершем языке Индии – санскрите. На этом языке оно звучало «ифа», на Востоке ему был придан семитический артикль «эль», и в результате получилось «элифа». Через греческое «элифас» это слово переходит в латинское «элефантус», затем как «хельфант» – в народную и как «элефант» – литературную форму древненемецкого языка.

Как обстоит у слона дело с чувствами и органами чувств?

На первом месте – превосходно развитое обоняние, которое дает ему возможность воспринимать запахи на расстоянии до пяти километров. Ни одному охотнику не удается незаметно подобраться к слону с наветренной стороны! Органом обоняния служит одна из важнейших частей его мощного тела – хобот. И, наверное, не случайно хобот считают лучшим в мире аппаратом обоняния.

Известный путешественник Экли, бывший одновременно охотником, исследователем и коллекционером, а по роду службы – хранителем музея, заметил однажды у подножия горы Кения нечто похожее на дерево. Но дерево это суживалось книзу.

С водой у слона отличные отношения. Даже слонята и те во время странствий охотно пользуются каждым случаем смыть с себя пыль. Где бы ни нашлись лужа или колодец, слоны сразу же запускают туда хобот, набирают воды и обдают свое тело ее потоками. После купания или обливания они любят тереться о камни или стволы деревьев.

Зная любовь слонов к воде, не приходится удивляться тому, что они превосходные пловцы.

Сендерсон, руководивший в течение многих лет ловлей этих животных в Индии и являющийся одним из самых основательных знатоков слонов, рассказывает, как однажды ему пришлось перегонять двадцать девять прирученных слонов из одной части страны в другую. Хотя животные непрерывно плыли в течение шести часов, ни одно из них не утонуло, ни одно не отстало от группы, исчерпав свои силы.

Слон требует обильной пищи. В природных условиях его хлеб насущный – сочная трава и листва. В неволе ему, как и большинству других животных, дают корм из заменителей. Обычно это овес, отруби, свекла, рубленая солома, сено и хлеб. О количестве потребляемой им пищи имеются различные данные. Пятнадцатилетний слон во Франкфуртском зоопарке получал ежедневно около 8 килограммов пшеничных отрубей, 5 килограммов хлеба, 18 килограммов сена и через день по 3 килограмма вареного риса. В зависимости от времени года он выпивал в день от 4 до 18 ведер воды. Слон, находившийся под наблюдением ветеринарного врача Шремпа из Баден‑Бадена, потреблял ежедневно в среднем 3,5 килограмма овса, 3,2 килограмма отрубей, 30,5 килограмма сена, 2,2 килограмма хлеба.

Почти до самого последнего времени полагали, что половая зрелость у слона наступает не ранее пятнадцатилетнего возраста. Но от этого мнения пришлось отказаться после того, как в Мюнхене в Хеллабруннском зоопарке появился на свет слоненок, родителям которого ко времени его рождения было десять и восемь лет. В момент зачатия им, следовательно, было всего восемь и шесть лет, так как беременность у слонихи длится свыше двадцати месяцев.

К интимной жизни животных нельзя подходить с человеческими понятиями. Отношения между полами у них складываются без участия психики, что, однако, не исключает возможности большего интереса самца к одной самке и меньшего – к другой. Если в распоряжении самца находится несколько самок, он, как правило, относится к ним по‑разному: к одной проявляет величайшую симпатию, а к другой выказывает отвращение.

В неволе слоны доживают обычно до пятидесяти‑шестидесяти лет (это очень легко установить), и их биологические фазы (детство, юность, зрелость, старость) по своей сущности и времени наступления поразительно сходны с человеческими.

Часто приходится читать, что на свободе слоны живут значительно более ста лет. В одном недавно появившемся справочнике (в общем надежном и отличном) предельный возраст слона определяется от ста пятидесяти до двухсот лет. Но кто установил такую продолжительность жизни, на какие факты опирается подобное предположение? Нет никаких оснований думать, что на свободе слон, подверженный всем опасностям джунглей, может жить дольше, чем в неволе, где его жизнь упорядочена и оберегается людьми.

Распространенность слонов в самых жарких районах земного шара как будто бы свидетельствует о том, что они привычны к зною, который им отнюдь не вредит. Однако это верно не во всех случаях. Слишком сильная жара явно вызывает у слонов недомогание. Как в Индии, так и в Африке у слонов наблюдались тепловые удары.

Слон неплохо переносит и весьма прохладную и даже холодную погоду. В районе высочайшей горы Африки Килиманджаро наблюдали слонов, застигнутых сильной вьюгой. Судя по всему, они не страдали от холода.

Слоны не боятся горных местностей. При всей своей массивности и кажущейся неуклюжести они отличные альпинисты и взбираются на такие горные тропы, по каким человек проходит с большим трудом. При крутом подъеме они подгибают передние ноги и выпрямляют задние, перемещая тем самым центр тяжести вперед. Если же предстоит крутой спуск, они медленно выставляют передние ноги, а затем осторожно подтягивают задние.

Об умственных способностях слона написано очень много, но, к сожалению, много наивного и неверного. Так писали люди, которые судили по смутным впечатлениям и никогда не занимались изучением психологии животных (правда, эта отрасль науки сравнительно молода). Древние греки и римляне, разумеется, не могли научно объяснить психологию животных; и поскольку разные сказания о слонах возникли еще в глубокой древности, к ним следует относиться с осторожностью.

Так, греческий военный историк Элиан будто бы видел слона, который умел хоботом воспроизводить латинские буквы, а римский естествоиспытатель Плиний сообщает о другом слоне, который мог писать по‑гречески. В древности считали также, что слоны обладают великодушием, кротостью, честолюбием и даже испытывают религиозные чувства.

В Берлинском зоопарке находился карликовый слон из Конго по кличке Мампе. Он умел пользоваться палкой и употреблял этот «инструмент» следующим образом: царапал палкой грунт, и на песке возникала неразбериха линий. Сторожа говорили: «Мампе рисует». Однако в высшей степени спорно, чтобы животное водило палкой по земле с намерением начертить какие‑либо фигуры. Объяснить это скорее можно тем, что игра с палкой доставляла слону удовольствие, а линии являлись не обдуманным, а случайным и вообще незаметным для него побочным результатом.

Отрицать «рассудок» у слонов вовсе не значит отрицать у них способности сообщаться друг с другом (такая же способность имеется у пчел, муравьев и термитов). Исследователь Африки Штейнгардт сообщает, что однажды он подстрелил у водопоя слона‑одиночку.

Память у слона обычно считается образцовой, и мы не собираемся здесь опровергать мнения, что он способен длительное время, возможно даже многие годы, помнить об определенных событиях, произведших на него особенно сильное впечатление. Однако надо отметить, что подопытные слоны не очень‑то хорошо справились с задачей, когда потребовалось запомнить один из пяти ящиков, удаленных на равное расстояние, – а именно тот, в который только что или несколько секунд назад был положен корм. Приподнимать хоботом крышку ящика они привыкают, как правило, сразу. Когда же дело заключалось в том, чтобы найти нужный ящик непосредственно после приманивания, примерно три четверти всех опытов оканчивались неудачей.

В художественной литературе нередко можно встретить упреки по адресу слона за то, что после приручения он с такой «бесхарактерностью» покорно служит своему поработителю – человеку и зов джунглей не находит в нем отклика. Английский поэт Киплинг рисует чувства слона, охваченного жаждой свободы и осознавшего «позор своего унижения», заставляя его произносить следующие прекрасные и полные достоинства слова:

 Я помню, кем я прежде был, мне цепь моя тяжка,

Я помню всю лесную жизнь и силу юных дней.

Я не хочу служить, как раб, за ворох тростника,

Однажды в Ару (бассейн Конго), со станции, где приручались слоны (о ней подробно будет сказано ниже), сбежала известная своей буквально овечьей кротостью самка Альберта. Розыски были безуспешны, найти Альберту не могли. Восемь дней спустя животное вернулось на станцию по доброй воле.

В другом случае хотели выпустить на свободу одного захромавшего самца. Но никак не удавалось заставить его покинуть станцию. Пытались даже выгнать его с территории силой, но каждый раз он вновь направлял свои стопы к входным воротам. В конце концов пришлось примириться с его хромотой и использовать слона в дальнейшем как наставника еще не прирученных животных.

В заключение этой вступительной главы зоологического характера еще несколько слов о прошлом слона. Ведь слон, как и любое другое живое существо, имеет свою длительную историю развития.

Родоначальником слонов является живший в ранний третичный период праслон меритерий, именуемый так по месту обнаружения его останков – озеру Мерис в Египте. Этот предок современного слона был ростом даже меньше пони, но уже имел короткий хобот. Выглядел он примерно так, как в наше время выглядит тапир. В течение миоцена и плиоцена (подразделений третичного периода) развитие его шло по линии все большего увеличения размеров и привело к появлению мамонта.

Миновали тысячелетия. В августе 1900 года вблизи места, где в доисторические времена произошел сей несчастный случай, охотились ламуты. Один из них, по фамилии Тарабыкин, вместе со своей собакой выслеживал лося. Но собака вдруг повела себя странно. Она приблизилась к смерзшейся массе земли, которая сместилась из‑за происшедшего недавно оползня. Ее внимание, по‑видимому, привлек труп какого‑то животного, выступающий из‑под земли. Тарабыкин внимательно оглядел сделанную собакой находку. Он различил колоссальную голову с огромным носом и бивнем. Собака уже предвкушала хорошую поживу, но хозяин ее почувствовал что‑то неладное.

Каков был внешний вид мамонта? Совсем не такой «мамонтоподобный», каким мы представляем его сегодня, когда слышим это слово. Рост березовского мамонта был 2,8 метра и длина от кончика бивня до первого хвостового позвонка – 4,05 метра, длина бивня – от 2 до 2,5 метра, весил бивень 100–125 килограммов. Размеры и вес вполне внушительные! В общем плейстоценовый мамонт по величине и весу в среднем превосходил современного слона, однако же различия между ними не слишком значительны. Все тело его и даже хобот были покрыты густой длинной шерстью ржавокоричневого цвета. Она служила великолепной защитой от холода. Мамонту не приходилось мерзнуть и при 30–40 градусах ниже нуля. Уши у него были меньше даже, чем у индийского слона, а бивни более загнуты.

Родство между мамонтом и индийским слоном бесспорно доказано анализами крови.

Каждый слон, живущий в джунглях Азии или в степях Африки, повинуется всем инстинктам своего рода, но в то же время он и самостоятельная индивидуальность, имеющая свои собственные черты характера.

Очень редко можно встретить обособленную семью слонов, состоящую из самца, самки и слонят (причем, разумеется, еще требуется установить, что слонята эти именно от данного самца). Как правило, многие семьи, особенно имеющие слонят одного возраста, объединяются в стада. Численность их обычно составляет от двадцати до тридцати голов, но встречаются и гораздо более крупные.

Экли сообщает об одном стаде, которое, по точным подсчетам, насчитывало свыше семисот голов. Это стадо прошло вдоль опушки леса за пятнадцать минут. Густую траву и кустарник, росшие здесь, слоны вытоптали начисто.

Малыши слонята ведут себя в высшей степени забавно. Те, кому довелось видеть странствующих слонов, неизменно рассказывают, что просто нельзя наглядеться на потешных слонят и на их смешные выходки. Так же, как и шаловливые дети, они выскакивают из колонны, резво носятся по кругу и что только не вытворяют. Так же, как детей, когда они слишком разойдутся, их одергивают старшие, шлепая хоботом или награждая добродушными пинками.

Однажды наблюдали, как слонята сделали себе из глины мяч и значительную часть пути гнали его перед собой. Эти же слонята в другой раз затеяли с буйволятами веселый спор, который, однако, не понравился лишенным «чувства юмора» мамашам‑буйволицам, и те просто‑напросто прогнали слонят.

Как проходит жизнь слонового стада в джунглях?

Важнейшую роль играют, само собой разумеется, поиски корма. Обычная пища слонов – это листья деревьев, которые они проглатывают вместе с ветками. Однако предпочитают они луковицы, клубни, корешки, а также семена, например пальмовые, и сладкие плоды.

Слоны избирают стоянки в лесу, особенно в бамбуковом, на лесных полянах и поросших гигантской травой равнинах. В полдневные часы животные обычно отдыхают стоя или лежа. Ночью они часто собираются у воды. Придя к реке, выстраиваются в определенном порядке, и, как сообщает один индийский наблюдатель, первым пьет тот слон, который стоит ниже всех по течению. Затем один за другим утоляют жажду следующие. Смысл этого порядка в том, чтобы дать каждому напиться чистой, не взбаламученной хоботом воды.

В некоторых областях Африки, например в районе Белого Нила, отстрел слонов, организованный как крупный промысел, производился самыми отвратительными колонизаторскими методами. Торговцы слоновой костью сначала разбивали в намеченной для охоты местности большие лагеря с заграждениями из колючего кустарника, так называемые серибы. Вокруг этих опорных лагерей создавались маленькие лагеря, которыми руководили вехилы – служащие крупных бизнесменов. Вознаграждение они получали не деньгами, а скудными продовольственными пайками. Так как просуществовать на эти пайки они не могли, им приходилось искать приработков, и самым доходным из них была работорговля.

Сейчас едва ли можно встретить в Африке сухопарую фигуру профессионального охотника на слонов. А когда‑то такой охотник был выдающейся личностью. Некоторые из них, например швед Эриксон, англичанин Бэкер, датчанин Ларсен, убивший пятьсот слонов, получили признание среди специалистов и стали в Африке легендарными фигурами. Но большинство охотников осталось безыменными и безвестными. Однако многие из них способствовали открытию неизведанных областей, где до того не ступала нога белого человека.

В Африке было немало путешественников с громкими именами, выдававших за собственное открытие то, что им было сообщено повстречавшимся охотником. Путешественник мог поступить так совершенно спокойно, ибо ни у кого из этих охотников не появлялось и мысли описать свои приключения и наблюдения в книге и предъявить претензии на приоритет. К тому же они обычно и не думали когда‑нибудь вновь вернуться в Европу.

Разумеется, было бы неправильно считать, что охота на слонов вообще началась только с тех пор, как в Африку пришел белый человек. Еще тысячи лет назад человек преследовал слонов. Об этом рассказывают нам древние рисунки, нацарапанные на камне.

В одной старой французской книге о путешествиях, относящейся к 1771 году, рассказывается о том, что в Сиаме, теперешнем Таиланде, двести лет назад охота на слона велась преимущественно следующими тремя способами:

1. Слона доводили до изнеможения с помощью «ручного слона», после чего его ловили петлями.

Бывало, что на открытой местности на слонов охотились верхом. Стоило лишь появиться одиночному слону, как охотник подъезжал к нему и несколько раз стрелял. Этот способ, разумеется, совсем небезопасен. Случалось и так, что раненое животное устремлялось на стрелка, а испуганная лошадь переставала слушаться всадника.

В одном из описанных Эндерссоном случаев лошадь совершенно обезумела от одного вида слона и от издаваемых им трубных звуков и, дрожа всем телом, была не в состоянии сдвинуться с места. Всаднику не оставалось ничего иного, как спешиться и стать рядом с ней. Слон бросился на лошадь и схватил ее хоботом. Но тут она вдруг ожила, вырвалась из тисков и ускакала бешеным аллюром. Слону пришлось удовлетвориться седлом, с которым он и умчался прочь.

Итак, современный слон пуглив. Но в каком смысле следует это понимать? В чем выражается его пугливость?

Прежде всего выясним, как обычно происходит встреча со слоном в джунглях. Предположим, что человек пробирается сквозь чащу девственного леса в надежде на встречу или, наоборот, в страхе перед встречей со «скотиной господа бога», как называют слона суданцы, и вдруг, откуда ни возьмись, перед ним возникает серая стена. Что происходит тогда? Как можно сказать с уверенностью, что происходит при встрече со слонами!

В предыдущей главе мы отрицали, что животным присуща умственная жизнь в человеческом смысле слова. Эта оговорка отнюдь не исключала наличия среди слонов особей с различным темпераментом и различной степенью умственного развития. С определенной ступени развития, начинающейся с червей, каждое животное, как и любой человек, представляет собой более или менее ярко выраженную индивидуальность с присущими только ей одной существенными чертами.

Однако хватит теоретизировать. Лучше посмотрим, что испытывали люди, встретившиеся со слоном.

Один из авторов‑зоологов рассказывает о встрече со слонами в Судане. Стадо, с которым он неожиданно столкнулся до этого, удрало от африканцев из племени шиллуков, охотившихся на бегемотов, – вернее, от шума, поднятого шиллуками. Животные остановились почти рядом с расположенной с подветренной стороны стоянкой зоолога. Возбуждение их уже улеглось, и они спокойно принялись искать хоботом пищу в траве. Вдруг один из слонов уловил шорох. Он перестал жевать и подошел почти вплотную к спрятавшемуся зоологу, который, конечно, не пришел от этого в восторг. Близость слона не очень пугала его, но он хотел сфотографировать и при этом запечатлеть на пленке все животное, а не только его ухо. Поэтому он бросил в слона ружейный патрон, который не испугал его, а только возбудил любопытство. Слон с удивлением уставился в траву и стал искать в ней «песчинку».

Вот как описывает другую встречу доктор Гржимек, известный зоопсихолог и директор Франкфуртского зоосада. Ему удалось очень близко подкрасться с фотоаппаратом и кинокамерой к слонам. Это было на границе Либерии. После долгих и сначала безуспешных поисков он вдруг увидел на расстоянии каких‑нибудь десяти метров перед собой наполовину прикрытую густыми зарослями серую стену с хорошо знакомыми складками. Тут его охватило знаменитое «слоновое чувство», состоящее из прямо противоположных стремлений: «подойти поближе» и «убраться подальше». Но стена снова исчезла, шорох в листве прекратился, и вокруг опять наступила тишина. Заметим, что лиственные жалюзи африканского девственного леса бывают настолько непроницаемыми, что охотник часто даже не может разглядеть огромного слона в трех‑четырех шагах от себя. То перед ним блеснет бивень, то он услышит характерное бурчание в животе животного, то заметит, как колышутся верхушки деревьев, ветки с которых обдирает слон, но самого слона он не видит.

Однако не всегда и не при всех обстоятельствах путешественники по Африке ищут встречи со слонами. Иногда бывает и так, что они, ничего не подозревая, идут свойм путем, думая о чем угодно, только не о слонах, и вдруг замечают, что попали в самую гущу стада. Обычно это вызывает довольно неприятное ощущение, ибо воображение, помимо воли и несмотря на все ружья и винтовки, сразу же начинает сравнивать жалкие человеческие силенки с концентрацией первозданной мощи, таящейся в стаде слонов, и рисует весьма неважные перспективы. Происходит примерно следующий разговор с самим собой: «Где ближайшее дерево, на которое я могу взобраться?.. Совсем недалеко… Да, но ствол слишком толстый, по нему не вскарабкаешься… К тому же внизу нет веток… Рядом с ним, правда, есть дерево и потоньше… Впрочем, если слон захочет, он сломает это дерево в один миг… Бежать? Но я не пробегу и десяти метров, как запутаюсь в зарослях и шлепнусь носом. А слону‑то что? Ведь эти корни‑ловушки ему не помеха, если он захочет меня догнать… Так что же мне делать?..»

Итак, слоны не хотят иметь никаких дел с двуногими существами, когда неожиданно встречают их. В этом отношении они ничем не отличаются от всех остальных крупных животных, включая львов, тигров, леопардов и крокодилов, которые, согласно широко распространенному заблуждению, якобы являются отъявленными людоедами. Истина заключается в том, что даже хищники (а также змеи всех видов) боятся своего самого опасного врага – человека – и убегают от него, как какой‑нибудь олень или заяц. Если же они нападают, то делают это почти исключительно в целях самообороны, что не всегда осознается человеком. Но в такой ситуации даже самые кроткие и робкие животные становятся воинственными. Заяц и тот царапается и кусается, когда у него нет иного выхода. Кроме того, живущие на свободе животные обычно становятся агрессорами (если только называть этим словом обороняющихся не противоречит здравому смыслу), когда они защищают своих детенышей, места кладки яиц или территорию, которую они считают своей родиной.

Путешественники по Африке в общем должны были прийти к выводу, что слоны теряют свое миролюбие, когда их раздражают.

Шомбургк однажды ранил слона, повстречавшегося ему в Африке у озера Бангвеоло (примерно там, где умер великий Ливингстон). Он выстрелил в него из своего тяжелого «слонового ружья» калибра 600 с расстояния двадцати метров. Раненое животное изо всех сил бросилось бежать, и Шомбургк последовал за ним. Через час слон снова попался ему на глаза. Еще один выстрел. Но ружье дало осечку. Слон, однако, услышал, как щелкнул курок и (дело происходило не в зарослях, а в высокой траве) с ужасным ревом ринулся на охотника. Шомбургк не тронулся с места.