Страна та не для старца. Юность, младость

В сплетенье рук и птицы средь листвы –

Те гаснут поколенья, – в песнях радость

Лососей нереста, макрели кутерьмы,

Всё лето рыба, мясо, птица восхваляют

То, что зачато, рождено и умирает.

А на троне базилевс ромэев

Пресиятельнейший и пресвятейший

В пурпурной виссоновой хламиде,

В белом саккосе златоклавом,

В золотой чеканной диадиме,

В измарагдах и адамантах,

Он‑де хочет властвовать над миром,

Вновь забрать Сирию с Египтом,

Уничтожить престол Персидский

И загнать в Аравию арабов.

А потом из Италии дивной

Лонгобардов вымести грубых

У немалого числа наших современников прочно укоренилось представление о Византийской империи как о стране победившего благочестия, население которой жило в труде и смирении от одной церковной службы до другой и от одного великого церковного праздника к другому. Византия представляется чуть ли не разросшимся до вселенских масштабов монастырем, в котором помыслы обитателей были направлены исключительно к Богу, а деяния были поразительно праведными. Общество существовало в смирении и послушании государям, а императоры мудро и справедливо правили государством.

Что знаем мы о Византии,

Ее таинственных веках?

Она на трех материках

Воздвигла храмы золотые.

Сошлись в ней Запад и Восток,

И Север с Югом встали рядом –

И вот как был взят Царьград великий: пригнало ветром корабль к городской стене, и были огромные лестницы на нем выше стен, а короткие – на уровне заборол, и стреляли фряги с высоких лестниц по грекам и варягам, оборонявшим городские стены, камнями, и стрелами, и сулицами, а с коротких перелезли на стену и так овладели городом. Цесарь же Мурчуфл воодушевлял бояр и всех людей, надеясь дать отпор фрягам, но не послушали его и разбежались все. Тогда бежал цесарь от фрягов, но они настигли его на Конном рынке, и горько сетовал он на своих бояр и народ. И бежал цесарь из города, а с ним патриарх и все бояре.

Все племена и народы

Чтили тебя, Византия.

Сегодня ты стала жалкой

И слез достойна, Византия.

И повсюду услыхали

О горе твоем, Византия.

Передо мной плывет виденье, муж ли, тень,

Тень более, чем муж, видение – чем тень;

Клубок Аида – мумии покров

Змеящийся распутать может путь;

Иссохший, бездыханный может рот

Исторгнуть бестелесный зов, вздохнуть;