Напомним, каким путем мы шли.

Мы задумались: не обслуживают ли буквы морфему? Но нас взяло сомнение — а уж такая ли морфема важная птица? Ее ученые-языковеды выдумали, а что до нее всем остальным пишущим?

Оказалось (мы это проверили), что до морфемы всем есть дело. Все в ней заинтересованы. И именно в том, чтобы каждая на письме передавалась одинакова, неизменно. Раз у одной и той же морфемы один и тот же смысл, пусть и передается всегда одинаково, чтобы было легко ее опознать и быстро понять ее смысл.

Как это сделать? Можно так: для каждой морфемы придумать особый значок и всегда его употреблять, когда понадобится такая именно морфема, например: такой-то корень. Но тогда, значит, — сколько морфем, столько и значков. Тысячи! Корней очень много. Получается что-то очень похожее на иероглифику. Не годится!

Придумали другое, очень здорово: буквы. Букв нужно совсем немного. Буквы должны изобразить морфему. И пусть они не строго следуют за звуком. А так, чтобы сохранить нерушимым облик каждой морфемы, хотя бы ценой звуковой неточности.

Вот как устроено наше письмо! Поняли мы его устройство!

Дело осталось за пустяком: посмотреть, действительно ли наше письмо заботится о том, чтобы каждую морфему сохранить в разных словах одинаковой. Конечно, заботится! Мы же знаем: сне[к] — сне[г]а. Звуки разные (то [к], то [г]), а буква одна и та же: г.

Все-таки еще раз это тщательно проверим.