Показывают вам две фотографии. На одной — заросший почти до глаз северянин, в большой меховой шапке; оленья доха закрывает его почти с ушей до пят; лицо бледное — давно солнца не видело…

На другой фотографии — в купальном костюме, стройный и, видно, ловкий, дочерна загорелый южанин.

Оказывается, это один и тот же человек! Вот те на! А почему непохож? Тот и этот? Сначала он был на севере — одна позиция, а потом поехал отдыхать на юг — он же в другой позиции. Поэтому и разница.

Но все-таки: если это один и тот же человек, то что-то у него должно быть похоже на том и этом снимке. Ну, хоть бррви: мохнатые, прямые, или нос — прямой, чуть свернутый набок…

Так мы всегда и привыкли судить: если один и тот же человек — или олень, или дерево, — то должно быть какое-нибудь сходство. А в языке оказалось совсем невиданное: у двух звуков никакого сходства, а мы должны считать их одной и той же фонемой!

Да, в языке много своеобразного, это — особая область жизни.

Вот так раньше и судили: хо́лод — холода́… Звуки разные, а буквы пишем одни и те же… Обманывают нас буквы. Нехорошо делают. Надо исправить наше письмо. Писать, например, «холат» — «халада». Тоже не очень удачная передача звуков, но все же не такое вранье, как сейчас по современной орфографии.

Р. И. Аванесов и В. Н. Сидоров впервые открыто и прямо заявили: наша орфография хороша, она большей частью правильно передает… что? звуки? нет, фонемы! Потому-то и в холод, и в холода пишем одну и ту же букву д: фонема одна и та же. В первом слоге: х[о́]лод и х[ъ]лада́ — до чего различны гласные, а фонема та же, и мы это передаем на письме — буква та же: О.

Да, эти два ученых перешагнули высокий порог — и стало видно: наша орфография фонемна. Буквы передают фонемы…

Оба этих ученых написали много прекрасных научных работ— и вместе, и каждый сам по себе. Но фонология всегда была заветной и любимой их темой. А статья Р. И. Аванесова и В. Н. Сидорова «Реформа орфографии в связи с проблемами письменного языка» (1930) давно уже стала классикой отечественного языкознания.